Вопреки обстоятельствам — быть полезной людям и делу!

Уникальный человек отмечает 29 мая большую дату – 95 лет со дня рождения. Многим знакомый, фанатично преданный делу и науке, настоящий интеллигент и эрудит, о таких говорят: «Высокой пробы!». Все это —   о Людмиле Моисеевне Лукьяновой, старейшем научном сотруднике Полярно-альпийского ботанического сада-института имени Аврорина, с которым она связана уже более 60 лет.

Говоря о своей жизни, о ключевых ее этапах, Людмила Моисеевна зачастую   произносит: «Так сложилось в силу многих обстоятельств». А обстоятельств было множество почти за век, радостных и грустных,  иногда тревожных, ведь жизнь оказалась столь долгой и такой насыщенной событиями. И большая ее часть  связана с ботаникой, с Садом!

— Ботаническая наука – сложная, многогранная, — говорит   Людмила Моисеевна. — Когда в 1931 году Полярный сад появился и в него, вначале лишь на несколько дней, прибыл первый директор, Аврорин, то вопрос стоял об организации учреждения, которое будет вводить в северную флору что-то новое, чего здесь раньше не росло. Аврорин и его сотрудники ездил в экспедиции, привозили новые растения, высаживали, ухаживали, наблюдали за ними. И все это делалось по воле души, а не потому, что кто-то поручил.

Аврорин отработал в саду 30 лет, я пришла спустя год после его ухода, но он связи с Садом не терял до самой кончины. Работая в Ленинграде, в Ботаническом институте, приезжал в Хибины, готовил людей, к нему ездили тоже. А потом начались перемены в науке в целом, настали непростые времена, к сожалению, по-разному непростые…

— Какими для вас были ваши шесть десятков лет в Ботаническом саду?

— Работа была интересной, захватывающей. Мы с моей группой в Лаборатории физиологии растений сделали многое, опубликовали достаточно   научных работ. Помню, в  60-е годы отлично функционировало снабжение, нас спрашивали: «Что вам нужно для работы, что хотите?». А нужен был инструмент, приборы современные, центрифуги, микроскопы, реактивы, стекла и прочее. Прихожу в отдел снабжения КФАН, говорю, в чем нужда, и все поступает свободно, никто даже не упоминает, сколько это стоит. Деньги были не главным, главное – результат научной работы, эксперименты, создание нового.

В системе научного центра, куда Ботсад сейчас вернулся, конечно, было удобнее. Разные институты работали вместе, как единый организм. Ботаники могли обратиться в любое подразделение КФАН за помощью, с предложением сделать что-то вместе, и многое получалось отлично.

С 1966 по 1970 годы старший научный сотрудник Лукьянова возглавляла Лабораторию физиологии растений,   руководила группой экологической физиологии растений в составе Лаборатории почвоведения – вместе с коллегами изучала особенности фотосинтетического аппарата растений в условиях Субарктики, исследовала восемь десятков видов видах представителей высших сосудистых растений, 15 видов мхов естественной флоры Хибин и около 30 видов растений-интродуцентов, произрастающих на питомниках ПАБСИ.

—  Мы создали полевую лабораторию на 600 метрах над уровнем моря для изучения горно-тундровых растений. Подобных лабораторий в стране было только две – в Тарту и в Хибинах. Мы кузов грузовой машины под нее приспособили, установили его рядом с электроподстанцией у дороги на плато Расвумчорр и проработали в ней до 90-х годов.  Полевая передвижная лаборатория позволила нам проводить физиологические эксперименты в естественных условиях произрастания растений в разных точках Хибинских гор. На собранном там материале сделано три кандидатских и докторская диссертации.

В лабораторию нужно было доставлять реактивы, мы пешком ходили, а зачастую нас на «Магирусах» работники рудничные подвозили – и наверх, в город.  Двухтомник отчетов о работе в полевой лаборатории послужил основой для моей предполагаемой докторской диссертации, которая сегодня хранится в архиве Ботсада.

Тогда была перспектива, были поездки за приборами, экспедиционные командировки по всему Союзу – все это сейчас даже в мечтах не представишь. Было другое время, другие отношения между людьми. Сегодня на этом уровне остались взаимоотношения с моими девочками, а им уже за 60 и больше. Я помогаю им, как могу: с докладами, с работами. В 90-е освоила компьютер   и до сих пор некоторых навыков не потеряла. Даже на пенсии у меня все время дело – готовлю коллег к защите.

Людмила Моисеевна была ответственным редактором многочисленных сборников научных работ сотрудников Сада, стояла у истоков становления научного пути Евгении Федоровны Марковской (Рыжовой), пришедшей после окончания ПетрГУ в 1967 году в ПАБС. Под ее непосредственным руководством и при ее неоценимой помощи были подготовлены и успешно защищены пять кандидатских и две докторские диссертации ее коллег. На основании многолетних исследований Людмилы Лукьяновой опубликовано более 150 научных трудов, в том числе в соавторстве три монографии.

— А как вы сами в науку пришли?

— Это история длинная. Я — коренная ленинградка, в Ленинграде родилась и росла. Моя мама преподаватель иностранных языков, отец, Моисей Закман, — инженер крупного калибра, проектировал Волховский алюминиевый завод. Когда началась война, он ушел в ополчение, был на фронте, а институт отца – «Гипроалюминий» — эвакуировали на Урал, затем в Сталинск, и отец меня с мамой и бабушкой, будучи на фронте, туда отправил. Там мы и встретились с ним позже, когда их, «алюминщиков»,  со всех фронтов пособирали и отправили в Сталинск, так тогда назвался Новокузнецк, строить алюминиевый завод.

Мы сами избежали блокады, но потери у нас были большие. В семье отца выжили только трое, а было их 11 человек! У мамы — три брата погибли на фронте, но только на одного пришла похоронка. Шесть миллионов пропавших без вести к тридцати миллионам погибших — вот что такое война…

Пока отец был на фронте, я решила оставить школу и поступила в металлургический техникум на отделение «контрольно-измерительные приборы», была отличницей, сталинской стипендиаткой. Но главное – техникум давал рабочую карточку, и значит было на что питаться. Но папа вернулся и — кулаком по столу: никаких техникумов, возвращайся в школу!

За полгода до выпускного Людмилы, в декабре 44-го, семья Моисея Закмана вернулась в Ленинград – ее отцу надо было участвовать в восстановлении Волховского алюминиевого завода.

— После блокады город был страшный! Я застала проваленные дома после бомбежек, но уже ходил трамвай-«тройка», от Обуховской обороны в Новую деревню, самый длинный рейс. Вновь начали курсировать троллейбусы, работала еще довоенная первая линия метро, начинали строить новые станции. Мы тогда объездили много пригородов: Пушкин, Павловск, Петергоф — всю разруху видели!   Активное восстановление Ленинграда шло все мои студенческие годы, и средств на него не жалели.

После школы встал вопрос куда поступать. Отец сказал девушке: хватит в семье технарей, ведь среди его родных – сплошные химики, физики, инженеры. Посоветовал идти в биологию. Людмила сдала 14 школьных выпускных экзаменов и 11 вступительных — в университет. Конкурс был высокий, но она его выдержала и оказалась на биологическом факультете, а там все-таки   выбрала специальность, хоть   немного, но с техникой связанную. Физиологию растений.

— 1950-й, год окончания университета, был очень тяжелым. Сталин уходил, в стране начиналась неопределенность, в университете шли сплошные аресты. Парней – юристов, историков – самых лучших студентов обвиняли в измене и ссылали в Воркуту и далее. Большинство погибло в лагерях, но кое-кто вернулся. На нашем курсе из 120 студентов было всего 12 мужчин, из них 10 – «тридцатьдевятники», они начинали учиться еще до войны, финской и отечественной, кто смог, вернулся на курс без экзаменов.

Многие сокурсники, друзья Людмилы Моисеевны, стали впоследствии выдающимися учеными: это директор Зоологического института Орест Скарлато, инициатор создания и директор Дальневосточного института моря Алексей Жирмунский (сейчас этот институт носит его имя), заместитель директора Ботанического института Павел Соколов, доктора наук Юрий Нешатаев, Николай Горышин, Алексей Заварзин.

— Но вот у нас, девочек, перспектив остаться в Ленинграде, да еще и в науке, не было никаких  — все должны были пойти в школу учителями, причем в сельскую: отправляли в пригороды Ленинграда, Вологду, в Ивановскую и Тверскую области. Неожиданно подвернулись три места в экспедицию на Камчатку, и мы с подругами подписали договор.

  В навигацию лета 1953 года Людмила Лукьянова, уже со своей семьей, возвратилась в Ленинград, поступила лаборанткой в Ботанический институт, отработала четыре года в Лаборатории физиологии растений, затем поступила в аспирантуру в НИИ Полярного сельского хозяйства в Салехарде, написала кандидатскую, посвященную урожайности картофеля, свеклы, капусты на Севере. В Салехарде и в Норильске проводила исследования:  копала грядки, сажала рассаду.   Вернулась в Ленинград, работала научно-техническим сотрудником во Всесоюзном ботаническом обществе, защитила кандидатскую диссертацию 25 апреля 1962 года.

— Тогда же выяснилось, что освободилось место младшего научного сотрудника в ПАБСИ. Так, в 1962-м,  я и прибыла на Кольский полуостров. Уезжала в надежде на перспективу, и все сбылось!

Людмила Моисеевна награждена медалью «Ветеран труда». Она с большой заинтересованностью участвовала в общественной жизни ПАБСИ, несла общественную нагрузку – была деканом биологического факультета народного университета и руководителем школы начинающего лектора, активным членом общества «Знание». Ее не раз избирали председателем Кольского отделения Всесоюзного ботанического общества, музей истории развития Полярно-альпийского ботанического сада-института имени Аврорина – во многом ее заслуга. Она   возглавляла учебно-научный отдел, руководила экскурсионной деятельностью и сама постоянно проводила лекции-экскурсии по истории сада, подготовила к печати справочник-путеводитель Полярно-альпийского ботанического сада в новой редакции. Словом, была и остается человеком дела.

Фото — из архивов ПАБСИ им Н.А.Аврорина.