Там, где нас нет

Кандалакшский заповедник отметил 90-летие: для кого он создан и чье существование делает лучше?

…А жизнь в последние годы он вел такую закрытую, что немногие представляли себе, где расположен, что в нем происходит, а главное – зачем. Да и сама я до последнего времени считала Кандалакшским заповедником… Чунозерскую усадьбу Лапландского! Но вот уже несколько месяцев подряд он радует читателей природоохранными новостями, размещает чудесные фото в соцсетях а в дни празднования 90-летия в нем прошла первая за долгое время научная конференция. Ну а в ее преддверии на большую творческую экскурсию пригласили тех, кто пишет тексты и снимает сюжеты.

  *  *  *

Кандалакшский государственный природный заповедник расположен на двух материковых участках и на 550 островах Белого и Баренцевого моря. Мы отправляемся к одному из них, к острову Ряшков в Кандалакшском заливе. Идем на катере, осматривая заросшие лесом острова (на некоторых расположены кордоны смотрителей), островки с одной-двумя сосенками (невозможно романтичные), а еще – скопления каменных глыб, к которым тоже, в случае аварии, можно пристать. Называют их лудами. Большинство заповедных участков – морские архипелаги с прилегающей акваторией. Плыть мимо можно, следуя утвержденной карте, причаливать ни в коем случае нельзя.

Мерно работает мотор, пенится вода за бортом, к облакам вспархивают птицы. Скоро они покинут наши края, улетят на юг.

— Смотрите-ка, наш любопытный друг приплыл!

Ольга Вейсблюм, заместитель директора по экологическому просвещению и познавательному туризму, указывает на кольчатую нерпу: ее голова, как буй, качается на воде. О тех, кто посещает острова заповедника вплавь – отдельный разговор. Конечно, это медведи – легко приплывают с материка в поисках птичьих кладок, ягодников. Начали появляться моржи, которых раньше замечали только в Баренцевом море. Фурор однажды произвел гренландский кит – пришел в тесную акваторию, поворочался в ней да и удалился. А еще в воде были замечены зайцы – плыли себе безо всякой помощи деда Мазая…

Но основной рассказ Ольги Вейсблюм, конечно же, о пернатых, ради которых и был в 1932 году создан заповедник. В первую очередь, для охраны гаги обыкновенной – морской утки, издавна поставляющей человеку гнездовой пух. Сравнить ценность гагачьего пуха можно с ценностью соболиных шкурок, и это сравнение не случайно: как для сохранения гаги был создан первый в мире морской заповедник в Кандалакше, так для сохранения соболя – первый наземный в России, Баргузинский.
В 1975 году Кандалакшский залив Белого моря в пределах Мурманской области включили в список водно-болотных угодий, имеющих международное значение в качестве местообитания водоплавающих птиц, и не только гаги – гоголей, тупиков, орланов и многих других.

— Мы с вами стартовали с вершины Кандалакшского залива, где и были заповеданы первые пара десятков островов, — рассказывает Ольга Вейсблюм, — а в самой Кандалакше открылась контора заповедника с жилыми комнатами для ученых. Один из самых первых наших кордонов — остров Ряшков, есть домик-кордон и на острове Лодейный, он с тридцатых годов неплохо сохранился, там летом проживают и работают научные сотрудники. В 1938 году был создан заповедник «Семь островов», спустя год на острове Харлов тоже появился кордон.

В 1938 году для управления построили новый бревенчатый дом и ему же передали здание Кандалакшской церкви – в ней располагались научный и охранный отделы, сувенирный цех и мастерские. И только к 50-летию заповедника построили трехэтажное здание, где сегодня на первом этаже располагается музей природы.

К 1950-м годам в заповеднике сложился сильный научный коллектив, но тогда же стало понятно, что кадровый состав сотрудников с объемом работ на заповедной территории не справится, нужны помощники. И с тех пор здесь существует традиция на лето приглашать в заповедник студенческие и школьные юннатские группы. Работала молодежь и в Кандалакшском заливе, на Семиостровье и Айновых островах, на Гавриловском архипелаге: проводили учеты гнездовий, вели сбор пуха. Но основной юношеской научной базой стал именно остров Ряшков, где ранее занимались даже разведением гагачат в инкубаторах и затем в плавучих вольерах. Сейчас в составе юннатских групп на Ряшков приезжают уже внуки тех, первых юных натуралистов: из Москвы, Санкт-Петербурга, Мурманска.

Но работа в заповеднике не только научная – нужно охранять территорию, предупреждать ЧП. Например, пожары, которые способны возникнуть из-за небольшого стеклянного осколка, прибившегося к берегу. Нет страшнее беды для заповедника, чем пожар…

— А девяносто лет назад все начиналось с лыж, все учеты зимой проводили на них. Были и сани, лошадки, лодки – весельные деревянные и на парусах, — рассказывает Ольга Вейсблюм. – На первой машине, что появилась в распоряжении заповедника, работал наш сотрудник Досифей Жерихин, а в 50-х у заповедника появился прототип первого снегохода, аэросани, которые собрал инспектор Великоостровской инспекции Александр Хлопин. Это транспортное средство так и называли —  хлопинский вездеход, с баком от мотоцикла и с мотором, снятым где-то на железной дороге. На этом вездеходе в любое время года он передвигался по территории, по снегу, камням и речным порогам. Теперь-то у нас есть современные аэросани для зимних наблюдений, а также быстроходные суда – на веслах ходить больше не приходится.

К 70-м годам суда заповедника появились на участках в Баренцевом море —   большие, серьезные, для выхода в открытое море.   А еще после войны по репарации заповеднику было передано бывшее военное парусное судно. Оно долго прослужило, на нем даже проводили морские экскурсии — и такое бывало в заповеднике. Судно до сих пор стоит у причала, теперь уже живописно разрушенное – своего рода достопримечательность.

Ольга Вейсблюм рассказывает нам грустные и смешные заповедные истории. В том числе и о животных, млекопитающих и пернатых, что без устали приносят ученым сердобольные граждане. А сотрудники заповедника не перестают поражаться: столько лет в стране изучают природоведение, а до сих пор основные принципы добрососедства человека и окружающей среды не усвоены. Почему?

  *  *  *

На вопрос «почему?», вернее, как заниматься экопросвещением, мы и попытались найти ответ в течение путешествия по острову Ряшков. А получилось оно удивительным – впервые в жизни я оказалась там, где человек не царь природы, а явная ей помеха. Здесь нужно существовать тихо и скромно: не прикасаться к растениям, не повышать голоса, не сходить с проложенной тропки, чтобы не повредить ни целостность, ни ценность окружающей тебя среды. Можно любоваться, проникаться, размышлять.

Основная задача заповедника — сохранить определённую экосистему в её естественном состоянии, минимизируя доступ на свою территорию или акваторию. А для чего? Чтобы сохранить эдакий музейный экспонат – частицу совершенно нетронутого, — для других поколений? Или же обеспечить тут безопасность птицам, исчезновение которых повлияет на всю биологическую цепочку?

— Экология – это наука о взаимодействии внутри природы, о внутренних связях. Так и хочется сказать – связи природы и человека, но давайте не забывать, что мы тоже ее часть! – напомнил Виктор Петров, исполняющий обязанности директора Кандалакшского заповедника. – Да, у каждой особо охраняемой природной территории свои задачи, но все они необходимы не только, чтобы сохранить природу, но и нас с вами в буквальном смысле слова.

Виктор приводит пример того, как улучшается качество жизни людей, проживающих рядом с ООПТ. Например, если в заповедниках сохраняется крупный, плотный лесной массив, который реально замедляет движение воздушных масс, значит, реже меняется погода и люди меньше страдают от перепадов давления, у них снижается метеочувствительность.   Если естественных экосистем на территории мало — чаще сменяются погодные условия, незначительно, но возрастает смертность.

— Когда я писал дипломную работу на тему обоснования оптимальной доли природных территорий, меня просто напугал такой факт: если там, где сохранялось много видов – нерубленные в последние двести лет леса,   неразработанные болота, нераспаханные степи, — в какой-то момент начиналась рубка леса, то смертность возрастала на человека-двух в пересчете на сотню…

Получается, что сохраняя   природу, мы сохраняем самих себя – вот и всё природоведение!

— Меня иногда спрашивают, а что в вашем заповеднике есть диковинного? Но дело совсем не в этом, главное — благодаря охраняемым природным территориям сохраняются устойчивые экосистемы, и они делают нашу с вами жизнь устойчивой тоже, — говорит Виктор. – Первенством этой мысли, кстати, Россия может гордиться – высказал ее в тридцатых годах XX века профессор Среднеазиатского университета Бродский.

Руководитель Кандалакшского заповедника наглядно разъяснил нам хрупкий баланс положительных и отрицательных экологических связей, попросил аккуратнее обращаться с терминами и спросил, что мы хотели бы пожелать заповеднику в юбилей, что является мерилом его успешности? Конечно же, мы произнесли хором: деньги, кадры, поддержка властей.

— Конечно, кадры, деньги и внимание – это важное, но не основное. Главное для заповедника, чтобы он был частью системы, которая, отвечая на вызовы, проявляла бы гибкость. Нам нужно, чтобы ООПТ были разумно созданы, разумно размещены относительно друг друга и относительно различных хозяйственных и экономических объектов. Иными словами, чтобы заповедник стал костяком территориального природного планирования, основой статической охраны природы. Но не ради самого себя, а ради нас — чтобы мы нормально жили, меньше болели, реже умирали, и чтобы экономика развивалась устойчиво, спокойно и стабильно.

Виктор попросил  журналистов назвать основных заказчиков материалов об охране природы. Оказалось, что, по мнению пишущих и снимающих, это сами ООПТ, экологи-общественники, чиновники и власть, промышленники и ученые. Обычных граждан в списке заказчиков не оказалось…

— Я прошу вас рассказывать о заповедниках и прочих ООПТ так, чтобы люди гордились заповедником не как диковиной, не как обладателем чего-то уникального или сохраненного вопреки всему, а как важнейшей нашей жизненной необходимостью, — подвел итог встречи Виктор Петров.

  *  *  *

Домик смотрителя на Ряшкове сияет окошками прямо на волны, белесые в лучах заходящего солнца. Наверное, море и названо Белым из-за этого молочного оттенка воды? Сейчас отлив, обнажается литораль, на песке можно заметить морские звезды. Колышется прибрежная трава — волосянец, по границе которой всегда можно судить о линии прибоя. Рядом с домиком смотрителя – аккуратные постройки: банька, сарай. Тут же зеленеют молоденькие сосны. А сам домик пуст – смотритель, молодой мужчина, совсем недавно умер. Найти нового очень сложно: человек должен не просто легко переносить одиночество, он должен быть заботливым хранителем заповедных мест и суровым их охранником.

«Прекрасный остров! Была там в школьные годы на практике со студентами-зоологами из Питера. Встретила удивительных людей — студентов, Евгения Александровича Нинбурга и Виталия Витальевича Бианки, которых, к сожалению уже нет с нами. Это действительно удивительный остров. Вам очень повезло там побывать!» — пишет мне взрослый человек, ученый Кольского научного центра.

Думаю, да – это везение. И в том, что удалось ступить на заповедную землю, провести день в тишине и размышлениях. А еще в том, чтобы сердцем почувствовать, как же красива земля, которую никто не терзает, какими красивыми становимся на ней мы сами.